Неточные совпадения
Одевшись,
подошел он
к зеркалу и чихнул опять так громко, что подошедший в это время
к окну индейский петух — окно же было очень близко от
земли — заболтал ему что-то вдруг и весьма скоро на своем странном языке, вероятно «желаю здравствовать», на что Чичиков сказал ему дурака.
Он прямо
подошел к отцовскому возу, но на возу уже его не было: Остап взял его себе под головы и, растянувшись возле на
земле, храпел на все поле.
— Теперь благослови, мать, детей своих! — сказал Бульба. — Моли Бога, чтобы они воевали храбро, защищали бы всегда честь лыцарскую, [Рыцарскую. (Прим. Н.В. Гоголя.)] чтобы стояли всегда за веру Христову, а не то — пусть лучше пропадут, чтобы и духу их не было на свете!
Подойдите, дети,
к матери: молитва материнская и на воде и на
земле спасает.
Маша, бледная и трепещущая,
подошла к Ивану Кузмичу, стала на колени и поклонилась ему в
землю.
Тэке, мотнув несколько раз головой и звонко ударив передними ногами в
землю, кокетливо
подошел к девушке, вытянув свою атласную шею, и доверчиво положил небольшую умную голову прямо на плечо хозяйки.
— Где же помещается Павла Ивановна? — спросил Привалов, когда они
подошли к покосившейся калитке; самое полотнище калитки своим свободным концом вросло в
землю, и поэтому вход во двор был всегда открыт.
Алеша
подошел к нему, склонился пред ним до
земли и заплакал. Что-то рвалось из его сердца, душа его трепетала, ему хотелось рыдать.
Часа через полтора могила была готова. Рабочие
подошли к Дерсу и сняли с него рогожку. Прорвавшийся сквозь густую хвою солнечный луч упал на
землю и озарил лицо покойного. Оно почти не изменилось. Раскрытые глаза смотрели в небо; выражение их было такое, как будто Дерсу что-то забыл и теперь силился вспомнить. Рабочие перенесли его в могилу и стали засыпать
землею.
Подойдя к нему, я увидел на
земле большое кровавое пятно и кое-где клочки оленьей шерсти.
Когда я
подошел к нему, то увидел, что шапка его валялась на
земле, ружье тоже; растерянный взгляд его широко раскрытых глаз был направлен куда-то в пространство.
Наконец я окончательно выбился из сил и,
подойдя к первому лежащему на
земле дереву, сел на него, опершись спиной на сук, и задремал.
У меня мелькнула мысль, что я причина его страха. Мне стало неловко. В это время Аринин принес мне кружку чая и два куска сахара. Я встал,
подошел к китайцу и все это подал ему. Старик до того растерялся, что уронил кружку на
землю и разлил чай. Руки у него затряслись, на глазах показались слезы. Он опустился на колени и вскрикнул сдавленным голосом...
Выбрав один из них, мы стали взбираться на хребет. По наблюдениям Дерсу, дождь должен быть затяжным. Тучи низко ползли над
землей и наполовину окутывали горы. Следовательно, на вершине хребта мы увидели бы только то, что было в непосредственной от нас близости.
К тому же взятые с собой запасы продовольствия
подходили к концу. Это принудило нас на другой день спуститься в долину.
Я
подошел к краю обрыва, и мне показалось, что от массы падающей воды порой содрогается
земля.
Как только плот
подошел к противоположному берегу, Чжан Бао и Аринин, захватив с собой по два ружья, спрыгнули на
землю.
ся, как только увидал молодую крестьянку, его ожидавшую; медленно, развалистым шагом
подошел он
к ней, постоял, подернул плечами, засунул обе руки в карманы пальто и, едва удостоив бедную девушку беглым и равнодушным взглядом, опустился на
землю.
Ущелье, по которому мы шли, было длинное и извилистое. Справа и слева
к нему
подходили другие такие же ущелья. Из них с шумом бежала вода. Распадок [Местное название узкой долины.] становился шире и постепенно превращался в долину. Здесь на деревьях были старые затески, они привели нас на тропинку. Гольд шел впереди и все время внимательно смотрел под ноги. Порой он нагибался
к земле и разбирал листву руками.
День кончился, когда мы
подошли к Картуну. Солнце только что успело скрыться за горизонтом. Лучи его играли еще в облаках и этим отраженным сиянием напоследок освещали
землю.
Приближалась осень. Листва на деревьях уже стала опадать на
землю. Днем она шуршит под ногами, а вечером от росы опять становится мягкой. Это позволяет охотнику
подойти к зверю очень близко.
Дерсу ужасно ругал китайцев за то, что они, бросив лудеву, не позаботились завалить ямы
землей. Через час мы
подошли к знакомой нам Лудевой фанзе. Дерсу совсем оправился и хотел было сам идти разрушить лудеву, но я посоветовал ему остаться и отдохнуть до завтра. После обеда я предложил всем китайцам стать на работу и приказал казакам следить за тем, чтобы все ямы были уничтожены.
Утром мне доложили, что Дерсу куда-то исчез. Вещи его и ружье остались на месте. Это означало, что он вернется. В ожидании его я пошел побродить по поляне и незаметно
подошел к реке. На берегу ее около большого камня я застал гольда. Он неподвижно сидел на
земле и смотрел в воду. Я окликнул его. Он повернул ко мне свое лицо. Видно было, что он провел бессонную ночь.
Он не докончил фразы, остановился на полуслове, затем попятился назад и, нагнувшись
к земле, стал рассматривать что-то у себя под ногами. Я
подошел к нему. Дерсу озирался, имел несколько смущенный вид и говорил шепотом...
Зайца увидишь по большей части издали, можешь
подойти к нему близко, потому что лежит он в мокрое время крепко, по инстинкту зная, что на голой и черной
земле ему, побелевшему бедняку, негде спрятаться от глаз врагов своих, что даже сороки и вороны нападут на него со всех сторон с таким криком и остервенением, что он в страхе не будет знать, куда деваться…
Один из туземцев
подошел к молодой самке и за ухо приподнял ее голову от
земли.
Когда мы
подходили к биваку, я увидел, что нависшей со скалы белой массы не было, а на месте нашей палатки лежала громадная куча снега вперемешку со всяким мусором, свалившимся сверху. Случилось то, чего я опасался: в наше отсутствие произошел обвал. Часа два мы откапывали палатку, ставили ее вновь, потом рубили дрова. Глубокие сумерки спустились на
землю, на небе зажглись звезды, а мы все не могли кончить работы. Было уже совсем темно, когда мы вошли в палатку и стали готовить ужин.
Безотчетно я
подошел к нему вплотную и увидел на
земле большую жабу.
Припав ухом
к земле, Ефим Андреич слышал журчание сочившейся воды, слышал, как обваливалась
земля, а враг
подходил все ближе и ближе.
Очень странно, что составленное мною понятие о межеванье довольно близко
подходило к действительности: впоследствии я убедился в этом на опыте; даже мысль дитяти о важности и какой-то торжественности межеванья всякий раз приходила мне в голову, когда я шел или ехал за астролябией, благоговейно несомой крестьянином, тогда как другие тащили цепь и втыкали колья через каждые десять сажен; настоящего же дела, то есть измерения
земли и съемки ее на план, разумеется, я тогда не понимал, как и все меня окружавшие.
Павел поклонился ей и, нимало не медля затем, с опущенными в
землю глазами,
подошел под благословение
к отцу-настоятелю: после жизни у Крестовниковых он очень стал уважать всех духовных особ. Настоятель попривстал немного и благословил его.
Героем моим, между тем, овладел страх, что вдруг, когда он станет причащаться, его опалит небесный огонь, о котором столько говорилось в послеисповедных и передпричастных правилах; и когда, наконец, он
подошел к чаше и повторил за священником: «Да будет мне сие не в суд и не в осуждение», — у него задрожали руки, ноги, задрожали даже голова и губы, которыми он принимал причастие; он едва имел силы проглотить данную ему каплю — и то тогда только, когда запил ее водой, затем поклонился в
землю и стал горячо-горячо молиться, что бог допустил его принять крови и плоти господней!
Я встал и
подошел к моему большому столу. Елена осталась на диване, задумчиво смотря в
землю, и пальчиками щипала покромку. Она молчала. «Рассердилась, что ли, она на мои слова?» — думал я.
—
Земля не то чтобы… Покосишко есть… не слишком тоже… леску тоже молоденького десятинки с две найдется…
земля не очень… Только больно уж близко
к Ульянцеву
подошла!
На следующий день, когда Ниловна
подошла со своей ношей
к воротам фабрики, сторожа грубо остановили ее и, приказав поставить корчаги на
землю, тщательно осмотрели все.
Оставшись одна, она
подошла к окну и встала перед ним, глядя на улицу. За окном было холодно и мутно. Играл ветер, сдувая снег с крыш маленьких сонных домов, бился о стены и что-то торопливо шептал, падал на
землю и гнал вдоль улицы белые облака сухих снежинок…
— Молебен! — сказал он стоявшим на клиросе монахам, и все пошли в небольшой церковный придел, где покоились мощи угодника. Началась служба. В то время как монахи, после довольно тихого пения, запели вдруг громко: «Тебе, бога, хвалим; тебе, господи, исповедуем!» — Настенька поклонилась в
землю и вдруг разрыдалась почти до истерики, так что Палагея Евграфовна принуждена была
подойти и поднять ее. После молебна начали
подходить к кресту и благословению настоятеля. Петр Михайлыч
подошел первый.
Великий мастер, который был не кто иной, как Сергей Степаныч, в траурной мантии и с золотым знаком гроссмейстера на шее, открыв ложу обычным порядком, сошел со своего стула и,
подойдя к гробу, погасил на западе одну свечу, говоря: «
Земля еси и в
землю пойдеши!» При погашении второй свечи он произнес: «Прискорбна есть душа моя даже до смерти!» При погашении третьей свечи он сказал: «Яко возмеши дух, и в персть свою обратится».
«Ну, у этого прелестного существа, кроме бодрого духа, и ножки крепкие», — подумал он и в этом еще более убедился, когда Сусанна Николаевна на церковном погосте, с его виднеющимися повсюду черными деревянными крестами, посреди коих высились два белые мраморные мавзолея, стоявшие над могилами отца и матери Егора Егорыча, вдруг повернула и прямо по сумету
подошла к этим мавзолеям и, перекрестившись, наклонилась перед ними до
земли, а потом быстро пошла
к церкви, так что Сверстов едва успел ее опередить, чтобы отпереть церковную дверь, ключ от которой ему еще поутру принес отец Василий.
— Может быть… — вяло ответил седой господин и отвернулся. А в это время
к ним
подошел губернатор и опять стал пожимать руки Семена Афанасьевича и поздравлять с «возвращением
к земле,
к настоящей работе»… Но умные глаза генерала смотрели пытливо и насмешливо. Семен Афанасьевич немного робел под этим взглядом. Он чувствовал, что под влиянием разговора с приятелем юности мысли его как-то рассеялись, красивые слова увяли, и он остался без обычного оружия…
С этим дьякон, шатаясь,
подошел к Данилке, толкнул его за двери и, взявшись руками за обе притолки, чтобы никого не выпустить вслед за Данилкой, хотел еще что-то сказать, но тотчас же почувствовал, что он растет, ширится, пышет зноем и исчезает. Он на одну минуту закрыл глаза и в ту же минуту повалился без чувств на
землю.
«А!
Подойду к первому, возьму косу из рук, взмахну раз-другой, так тут уже и без языка поймут, с каким человеком имеют дело… Да и народ, работающий около
земли, должен быть проще, а паспорта, наверное, не спросят в деревне. Только когда, наконец, кончится этот проклятый город?..»
Матвей посмотрел вперед. А там, возвышаясь над самыми высокими мачтами самых больших кораблей, стояла огромная фигура женщины, с поднятой рукой. В руке у нее был факел, который она протягивала навстречу тем, кто
подходит по заливу из Европы
к великой американской
земле.
Это был тот, что
подходил к кустам, заглядывая на лежавшего лозищанина. Человек без языка увидел его первый, поднявшись с
земли от холода, от сырости, от тоски, которая гнала его с места. Он остановился перед Ним, как вкопанный, невольно перекрестился и быстро побежал по дорожке, с лицом, бледным, как полотно, с испуганными сумасшедшими глазами… Может быть, ему было жалко, а может быть, также он боялся попасть в свидетели… Что он скажет, он, человек без языка, без паспорта, судьям этой проклятой стороны?..
Отряд свернул с хорошей дороги и повернул на малоезженную, шедшую среди кукурузного жнивья, и стал
подходить к лесу, когда — не видно было, откуда — с зловещим свистом пролетело ядро и ударилось в середине обоза, подле дороги, в кукурузное поле, взрыв на нем
землю.
Матвей
подошёл к окну и стал за косяком, выглядывая в сад, светло окроплённый солнцем. Перед ним тихо качались высокие стебли мальвы, тесно усаженные лиловыми и жёлтыми цветами в росе. Сверкающий воздух был пропитан запахом укропа, петрушки и взрытой, сочной
земли.
Мальчик тихонько
подошёл к окну и осторожно выглянул из-за косяка; на скамье под черёмухой сидела Власьевна, растрёпанная, с голыми плечами, и было видно, как они трясутся. Рядом с нею, согнувшись, глядя в
землю, сидел с трубкою в зубах Созонт, оба они были покрыты густой сетью теней, и тени шевелились, точно стараясь как можно туже опутать людей.
Старинному преданию, не подтверждаемому новыми событиями, перестали верить, и Моховые озера мало-помалу, от мочки коноплей у берегов и от пригона стад на водопой, позасорились, с краев обмелели и даже обсохли от вырубки кругом леса; потом заплыли толстою землянистою пеленой, которая поросла мохом и скрепилась жилообразными корнями болотных трав, покрылась кочками, кустами и даже сосновым лесом, уже довольно крупным; один провал затянуло совсем, а на другом остались два глубокие, огромные окна,
к которым и теперь страшно
подходить с непривычки, потому что
земля, со всеми болотными травами, кочками, кустами и мелким лесом, опускается и поднимается под ногами, как зыбкая волна.
Второе — грустное: нам показали осколок снаряда, который после бомбардировки солдаты нашли в лесу около дороги в Озургеты, привязали на палку, понесли это чудище двухпудовое с хороший самовар величиной и,
подходя к лагерю, уронили его на
землю: двоих разорвало взрывом, — это единственные жертвы недавней бомбардировки.
Меж тем Кудимыч делал необычайные усилия, чтоб
подойти к воротам; казалось, какая-то невидимая сила тянула его назад, и каждый раз, как он подымал ногу, чтоб перешагнуть через подворотню, его отбрасывало на несколько шагов; пот градом катился с его лица. Наконец после многих тщетных усилий он, задыхаясь, повалился на
землю и прохрипел едва внятным голосом...
Егорушка
подошел к иконостасу и стал прикладываться
к местным иконам. Перед каждым образом он не спеша клал земной поклон, не вставая с
земли, оглядывался назад на народ, потом вставал и прикладывался. Прикосновение лбом
к холодному полу доставляло ему большое удовольствие. Когда из алтаря вышел сторож с длинными щипцами, чтобы тушить свечи, Егорушка быстро вскочил с
земли и побежал
к нему.
Но Нехлюдов прямо с головы
подошел к лошади и, вдруг ухватив ее за уши, пригнул
к земле с такой силой, что меренок, который, как оказывалось, была очень смирная мужицкая лошадка, зашатался и захрипел, стараясь вырваться.